За облаками — солнце [1982] - Наталья Федоровна Кравцова

В это время откуда-то сверху послышался нежный, поющий звук — похоже было, будто играет гавайская гитара, и обе девушки подняли головы: над аэродромом, звеня многочисленными расчалками, медленно летел «Илья Муромец».

— Вот и на таком он воевал, — сказала Вера.

Шло время, Лелька успешно осваивала программу, и Муреев был доволен ученицей. В начале июня выпустил ее в самостоятельный полет, после чего стал учить пилотажу. Лелька хорошо чувствовала самолет, и все фигуры получались у нее безукоризненно. Потом были полеты по маршруту и наконец — зачеты. Комиссия, проверявшая летную подготовку, похвалила Лельку за точность приземления и отличную посадку, поставив ее в пример многим другим учлетам.

Летом на аэродроме появился новенький с иголочки самолет У-2, один из тех, которые должны были сменить отжившую свой век «аврушку». Серебристого цвета, он гордо стоял среди старых самолетов, сверкая на солнце плоскостями и вызывая восхищение летчиков и мотористов. Старенькая «аврушка», неустойчивая в воздухе, почти без приборов, вечно замасленная и грязная от прилипшей пыли, рядом с ним не выдерживала никакой критики.

Муреев предложил Лельке полетать с ним на новом самолете. У-2 оказался послушным и устойчивым, и Лелька легко справилась с ним, когда инструктор дал ей управление.

— Вот на таком будешь летать в школе инструкторов, — сказал Муреев, посадив самолет.

— Где? — переспросила она.

— В школе летчиков-инструкторов, куда я тебя рекомендовал. Ты ведь и дальше собираешься летать?

— Собираюсь!

Об этой школе, открывающейся в Москве, в Тушино, Лелька слышала, но не знала, примут ли туда ее, потому что отбор был строгий — направляли в школу только самых способных.

Муреев одобрительно кивнул.

— Молодец! Не зря я на тебя надеялся, Ямщикова.

В Тушино, где находилась Центральная летная школа инструкторов, Оля приехала осенью. Было уже холодно, когда начались занятия, и курсанты, жившие в недостроенном здании школы, мерзли. Койки стояли в большом неотапливаемом зале. Стекол в окнах еще не было, рамы только собирались вставлять.

Группа девушек, человек двенадцать, размещалась прямо на сцене, отделенной от большого зала занавесом. Вставать приходилось рано, когда было еще темно.

Строго выполняя распорядок дня, старшина Аркаша Гожев, с которым Лелька училась в Ленинградском аэроклубе, объявлял подъем. А ровно через сорок секунд после этой команды он подавал новую: «На зарядку — становись!»

Поднималась суматоха. Все спешили, хватали свои вещи, натягивали на себя. Лелька никогда не успевала одеться полностью. Первое время она с вечера ложилась спать полуодетая — утром оставалось только надеть брюки и, обмотав ноги портянками, сунуть в сапоги. Для большей надежности портянки она пришила к брюкам…

Аркаша, который давно уже был неравнодушен к Оле, посмеивался над ней:

— Ямщикова, не забудьте надеть брюки! — кричал он, когда девушки за занавесом поспешно одевались.

На сцене раздавался смех, и Оля отвечала:

— А ты слишком поздно зовешь на зарядку — ты бы звал через пять секунд! А то — сорок!

— Привыкайте, дамы, к дисциплине: тяжело в учении — легко в бою, — смеялся Аркаша. — Время истекает — сейчас открою занавес, и все увидят спектакль: «Женщины в авиации!» Итак, рраз!.. два!..

— Аркашка, не пугай! — говорила Оля среди визга, поднятого девушками. — Смотри, устроим тебе темную!

В инструкторской школе учились парни и девушки из разных городов — Полтавы, Одессы, Ленинграда, Саратова… Это была способная молодежь, прошедшая первоначальное обучение в аэроклубах, страстно влюбленная в авиацию. Некоторые успели уже прославиться своими успехами.

Темными морозными вечерами инструкторы и курсанты собирались у жаркой печки под лестницей, спорили, пели, говорили о будущем авиации. Оля тоже приходила погреться, послушать рассказы летчиков. В это время ей нравился Павел Головин — светлоглазый красавец богатырского сложения, кумир всех девушек летной школы.

В Тушино Головин приехал уже знаменитым пилотом-парителем прямо из Крыма, где осенью 1932 года состоялся Восьмой всесоюзный слет планеристов. Там, в Коктебеле, он совершил на планере выдающиеся полеты, установив мировой рекорд продолжительности парения. При этом он впервые пользовался не потоками обтекания гор, а тепловыми воздушными потоками, возникающими в результате неравномерного нагревания земли, так называемыми «термиками»…

Его просили рассказать о своем полете, и он охотно рассказывал, как орлы помогали ему отыскивать восходящие потоки, как многие часы днем и ночью парил он над Коктебелем, «Долиной голубых скал», над горой Кара-Даг, над морем.

— В этом полете мне посчастливилось перекрыть мировой рекорд продолжительности парения больше чем на два часа, — закончил Павел и, улыбнувшись, добавил: — Все поздравляли меня, даже пытались покачать, но покачать меня не удалось: я вешу девяносто килограммов!

Спустя несколько лет Оля услышала имя Павла Головина, полярного летчика, Героя Советского Союза, который первым пролетел над Северным полюсом в 1937 году. Позже, начав летать на опытных самолетах, он разбился во время испытаний… А тогда, в Тушинской школе, слушая его рассказы, Оля решила, что непременно попробует полетать на планере, как только представится возможность.

Издали она любовалась Павлом, не смея к нему приблизиться и скрывая от всех свои чувства. Встречаясь с ним, смущалась и краснела. Только один раз и пришлось ей перекинуться с ним двумя словами, в раздевалке, когда она спешила на полеты.

— Что, Оленька, нравится тебе летать? — спросил Павел.

— Нравится, очень…

— Я слышал, у тебя получается неплохо. Молодец!

Счастливая, Оля улыбнулась в ответ и, мотнув косами, быстро убежала.

Летчик-инструктор Петр Балашов, под стать Павлу, был рослый, сильный, красивый. Но Петр совсем не замечал Оли, был выше всякой «мелюзги», и Аркаша, который словно читал в душе Оли, сказал ей:

— Ты на него не смотри, Олюшка.

— На кого?

— Зазнается он. Зря ты стараешься.

— Вот еще! Придумал… А на кого же смотреть можно?

— Ну, скажем, на меня.

Улыбнувшись, Оля воскликнула:

— Аркаша, да я с тебя глаз не свожу! Куда ни повернусь, только тебя и вижу!

И действительно, Аркаша Гожев всегда был там, где Оля: на занятиях и в столовой занимал ей место поудобнее и садился рядом, летали они в одной группе, даже песню запевали в два голоса, когда курсанты шли строем. Он был надежным другом, с которым легко и приятно, и Оля так привыкла к нему, что невольно чувствовала себя осиротевшей, если вдруг Аркаши не оказывалось поблизости.

Когда курсанты шли колонной из Тушино до Оружейного переулка в бани, предупредительный и внимательный Аркаша отбирал у Оли сверточек с чистым бельем и нес его вместе со своим. Случилось однажды, что он, возвращая сверток Оле, перепутал и отдал ей свой, а помывшись, обнаружил, что белье у него женское…